Динора Пайнз

БЕРЕМЕННОСТЬ И МАТЕРИНСТВО:

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ФАНТАЗИЙ И РЕАЛЬНОСТИ

Из книги «Бессознательное использование своего тела женщиной», С.-Пб, Б.С.К., 1997.

Для многих женщин беременность и деторождение становится колоссальным сдвигом к зрелости и повышению самооценки; однако другие не приходят к здоровому решению в этой сфере, а находят лишь патологический путь, кончающийся потенциально вредоносными и нагруженными виной отношениями «мать-дитя». Ситуацию беременности у очень молодых женщин и особенности раннего периода отношений «мать-дитя» ярко обрисовали нам Бибринг и соавт. (1961), Бенедек (Энтони и Бенедек, 1970), Дейч (1944), Каплан (1961) и другие авторы. Изучив эти работы и соотнеся их с собственным опытом психоаналитического и психотерапевтического лечения беременных и молодых матерей, я пришла к предположению, что в ряде случаев возможно предвидеть патологический исход и, следовательно, своевременным вмешательством предотвратить послеродовую депрессию.

Первая беременность — время стресса, в особенности для молодой женщины, у которой психическое равновесие, необходимое для того, чтобы иметь дело с непрестанными требованиями беспомощного, зависимого человечка, еще не установилось надежно. Одна из наиболее выразительных черт, на которые надо обращать внимание во время анализа беременных, это возврат ранее вытесненных фантазий в предсознание и сознание и судьба этих фантазий после рождения реального ребенка. Нелегкие конфликты, принадлежащие прошедшим стадиям развития, оживают, как это бывает в любой кризисной точке человеческой жизни, и молодая женщина должна заново приспосабливаться к своему собственному внутреннему миру и к внешнему объектному миру. В это время она нуждается в эмоциональной и физической поддержке и заботе, чтобы она, в свою очередь, могла помочь своему ребенку и облегчить ему вхождение в жизнь. Суть этой адаптации женщины на пути к зрелости состоит в достижении устойчивого и удовлетворительного баланса между бессознательными фантазиями, мечтами и надеждами и реальностью отношений с самой собой, мужем и ребенком.

Беременность, в особенности первая,— кризисная точка в поиске своей женской идентичности, ибо это точка, из которой нет возврата, независимо от того, рождается ли в должный срок ребенок, случается выкидыш, или делают аборт (Каплан, 1959; Эриксон, 1959). Беременность подразумевает конец существованию женщины как независимого отдельного существа и начало непременных и бесповоротных отношений «мать-дитя». Одна из обязательных внутрипсихических задач перво-беременной включает внутреннее, физическое и ментальное, приятие того, что можно назвать ее образом своего сексуального партнера (Дейч, 1944). Это влечет за собой слияние новых либидинозных и агрессивных чувств с теми, которые уже заложены в женщине опытом детства, в особенности ее отношениями с родителями и сиблингами и отношением к своему собственному телу (Бибринг и соавт., 1961; Дейч, 1944).

К счастью, беременность — не статичное состояние, а непрерывный физиологический и эмоциональный процесс, включающий в себя либидинозное заполнение образа (катексис) развивающегося и изменяющегося плода, который сперва является невидимой частью материнского тела и продолжением ее Собственного Я. Этот катексис плода должен позднее быть переведен на реального живого младенца, когда тот родится и станет отдельной частью объектного мира и продолжением как самой матери, так и ее сексуального партнера. Таким образом, от молодой матери требуется не только достичь этой ступени, но и доказать свою способность делить подобные эмоционально нагруженные отношения с отцом ребенка.

Для женщины, которая ожидает первенца, беременность доказывает ее половую принадлежность и видимым образом заявляет внешнему миру, что она состояла в сексуальных отношениях. Психологически это подтверждает, что она обладает сексуально зрелым телом, способным к репродукции, но это вовсе не означает, что она имеет равно зрелое эмоционально Эго, способное к принятию ответственности и требований материнства. На женщину, а возможно и на ее окружающих, ложится дополнительное бремя: гормональные изменения, которые сопровождают беременность, приносят с собой непривычные колебания настроения и физический дискомфорт.

Для будущей матери такая огромная перемена, физическая и эмоциональная, является нормальной критической переходной фазой (Рапопорт, 1963) и, следовательно, сопровождается оживлением конфликтов и тревог прошлого, которые утяжеляют ее ношу. Как бы сильно ни идентифицировались ее муж и семья с ней в это время, изменение эмоциональной жизни матери семейства ведет также к перемене внутрисемейных отношений, так что каждая беременность и рождение ребенка должны неизбежно сопровождаться нормальным семейным кризисом и заканчиваться абсорбцией нового члена семьи.

Беременность — самое серьезное испытание отношений матери и дочери: беременная женщина должна играть роль матери для своего ребенка, оставаясь ребенком для своей матери. Ранняя детская идентификация беременной с матерью вновь пробуждается и сравнивается ею с реальностью отношений со своим ребенком. В то же время, вместе с новонайденным пониманием задач, которые ставит материнство, отношения беременной с ее матерью могут реально измениться и стать более зрелыми. Так жизнь может разрешить проблему старой амбивалентной идентификации, давая дорогу новому и более мирному отношению к матери.

Беременность доказывает и укрепляет успешное достижение женской сексуальной и полоролевой идентичности, тогда как процесс создания новой формы объектных отношений — материнство — может начаться только тогда, когда ребенок отделяется от материнского тела и вливается в объектный мир. Ребенок, таким образом, соединяет в себе часть материнских образов Собственного Я и ее сексуального партнера, но матери также предстоит увидеть в нем отдельного индивида. Этот сложный процесс внесения необходимых изменений в образ ребенка — одна из главных задач, с которыми должна справиться молодая мать.

Для целей настоящей статьи девять месяцев нормальной беременности разделены на три этапа (Каплан, 1959).

Первый этап

От зачатия до шевеления плода приблизительно четыре с половиной месяца.

Физиологию этого этапа отличает высокий уровень прогестерона, что ведет к физическому недомоганию и изменениям в телесном Эго беременной, таким как увеличение молочных желез, тем самым пробуждая у нее фантазии и ощущения, порожденные в свое время подростковыми телесными изменениями. Наблюдаются характерные быстрые колебания настроения и воскрешение прежних тревог. У некоторых женщин с самого начала этого этапа возрастает пассивность и появляется ощущение высшей удовлетворенности и наслаждения: либидинозное заполнение Собственного Я увеличивается за счет либидо, отобранного у внешнего мира. У других в это время наступает легкая депрессия и усиливается физическая активность — в связи с особыми женскими проблемами или потому, что беременная пытается отрицать новое ощущение собственной пассивности.

Некоторым женщинам, по-мужски активным в работе, бывает трудно принять усиление зависимости от мужа, неизбежное при беременности и вскармливании. Если при этом они фрустрированы в выбранной ими карьере или не могут следовать собственным интересам, они иногда чувствуют зависть к мужу из-за того, что он может свободно заниматься своими делами или интеллектуальной деятельностью. Другим бывает трудно принять свое тело, изменяющееся по мере увеличения срока беременности. По моему опыту, женщины, которые ощущали неприязнь к своей подростковой полноте и стыдились ее, испытывают особые трудности в адаптации к тому, что их «разнесло».

Для некоторых женщин плод является катексисом с момента подтверждения беременности, как ребенок, имеющий определенную внешность и даже определенный пол, тогда как для других — плод составляет часть их тела, от которой можно избавиться с той же легкостью, как от аппендикса. По моему мнению, этот фактор имеет диагностическую ценность, когда встает вопрос о прерывании беременности, так как в первом случае есть вероятность при аборте по терапевтическим показаниям расплатиться за него патологической скорбью и депрессией.

К концу первого этапа часто наблюдается выраженный регресс к оральной стадии, включая тошноту, рвоту и стремление к специфическим видам пищи. Женщинам часто трудно в это время готовить на семью, и у домашних и мужа появляется отличная возможность поддержать жену и облегчить ей жизнь. В своих фантазиях беременные часто идентифицируются с плодом. Молодая женщина, радостно предвкушающая рождение первенца, вынесла на анализ ряд сновидений, в которых становилась все моложе по мере увеличения срока беременности. В самом конце, незадолго до родов, она видела себя во сне младенцем, сосущим грудь, тем самым соединяя образ Собственного Я как матери и образ Собственного Я как новорожденного ребенка.

Второй этап

Второй этап беременности с самого начала отмечен необходимостью взглянуть в глаза реальности, так как ребенок начинает шевелиться, тем самым заставляя признать, что его, хотя и скрытого в убежище материнского тела, следует признать отдельным человеческим существом со своей собственной жизнью, которой мать управлять не может. Многие женщины пережили момент невыразимого вневременного погружения в свой внутренний мир, когда их дитя впервые пошевелилось; и однако, даже самой желанной беременности сопутствует пробуждение тревоги. Когда до сознания матери доходит, что, в конце концов, ребенок станет частью внешнего мира, в ней просыпается страх перед отделением от объекта и страх кастрации. Самой примечательной чертой, наблюдаемой на этом этапе, является оживление регрессивных фантазий, которые были бы сильнейшим нарушением у других пациенток, но преобладают и обычны в аналитическом материале беременных. Такое впечатление, что брыкающийся малыш прибавляет Эго защищенности, так что ранее вытесненным первичным фантазиям позволяется легко всплыть в сознание. Сексуальные теории детства сочетаются с сознательными и бессознательными фантазиями, где плод, например, представлен как прожорливое деструктивное создание внутри материнского тела. Позднее оживают анальные детские сексуальные теории, где плод — что-то гадкое и грязное, что матери необходимо изгнать из своего тела. Некоторых женщин беспокоит любое незначительное изменение самочувствия. Высокообразованная женщина, отлично зная о том, что носит ребенка, вынесла на анализ вытесненные воспоминания и фантазии, относящиеся к ее детскому стыду, отвращению и страху в период, когда она страдала глистами. Психотичная пациентка утверждала, что ее увеличившийся живот полон газов и кала в результате запора, а когда ей предъявили ребенка после родов, настаивала, что это ее экскремент. Подобные примитивные фантазии можно наблюдать и у пациенток, не страдающих психозом.

Ближе к родам для матери нормально воображать плод в виде новорожденного, а когда срок разрешения становится еще ближе, она может воображать его неким идеальным малышом или ребенком постарше, часто тем самым идеальным существом, которым хотела быть сама (Дейч, 1944).

На этом этапе часто происходит вступление в «тайное общество женщин» с его ритуалами и старушечьими сказками, а мужчины иногда видятся непрошеными гостями, способными повредить ребенку. Многие женщины удерживаются от полового акта на этом этапе, хотя и остаются либидинозно активными, как будто старые фантазии о том, что секс нанесет ущерб их телу, оживают, подразумевая, что сексуальная активность так же потенциально повредит ребенку, как вредила в фантазии его матери.

Беременная женщина, чьи фантазии о половом акте были агрессивной садистической природы, позволяла своему мужу совершать анальный половой акт, хотя это и не входило в ее привычки, так как боялась, что трение пениса о стенки влагалища повредит мозг ребенка. Некоторые женщины боятся не только полового акта, но и акушерского осмотра, словно рука акушерки может повредить ребенку, как ранее они бессознательно боялись (из-за чувства вины), что мастурбация вредит их собственному телу. В аналитической ситуации этому соответствует подавление и отрицание материала, относящегося к беременности, словно предъявление ребенка аналитику также подразумевает опасность.

Фантазии о том, что плод — потенциально опасное, прожорливое создание, приходят в голову даже самым рассудочным пациенткам. Возможны и фобические страхи: например, что от клубники, съеденной матерью, у ребенка будут родимые пятна. Определенные виды пищи считаются полезными ребенку, а другие — вредными, без всяких разумных доказательств, даже вопреки медицинским свидетельствам противоположного. Доводы рассудка тут бесполезны, даже самые интеллектуальные из женщин в это время вновь по-детски верят в волшебство. Одна очень образованная, но недалекая женщина регулярно во время беременности ходила в музей созерцать прекрасные картины, чтобы родить красивого ребенка. Ее сознательная фантазия состояла в том, что, поступая так, а также думая только о прекрасном, она сделает ребенка совершенным.

Испытывая толчки старых фантазий и неразрешенных конфликтов прошлого, Эго нуждается в дополнительной поддержке окружающих, особенно Эго первобеременной, для которой ее переживания новы и непривычны. В этом случае роль реальной матери женщины мне кажется очень важной, а ее поддержка — бесценной. Если реальной матери нет, муж может взять на себя поддерживающую материнскую роль, в дополнение к роли отца-защитника. Неоценимую помощь могут оказать прочие члены семьи и друзья. Какой бы ни была ситуация внешней поддержки, в ней, тем не менее, присутствует особая психическая реальность, основа которой — первичные, младенческие отношения будущей матери с ее матерью. Эти отношения могли быть конфликтными и тем самым предопределить конфликтность будущего материнства дочери. Таким образом, материнство — это опыт трех поколений. Вопрос состоит в том, будет ли беременная женщина во внутрипсихи-ческом плане идентифицироваться со своей интроецированной матерью или же будет соперничать с ней и достигнет успеха в своем желании быть лучшей матерью для своего ребенка, чем была (по ее ощущениям) ее мать для нее самой.

Третий этап

Третий и последний этап беременности отличают телесный дискомфорт и усталость по мере приближения родов. Так как возрастает потребность беременной в материнском внимании, то, по моему опыту, у нее воскресают и воспоминания о соперничестве с сиблингами. В случае, если она является единственной дочерью, соперничество может сместиться на родственников или друзей. У молодой женщины, которая ожидала ребенка одновременно со своей золовкой, были повторяющиеся сновидения о том, что она родила крупного красивого мальчика, а золовка — безобразную девочку.

В этот же период имеют место характерные колебания настроения: от радости — потому что ребенок вот-вот станет реальностью, до различных сознательных и бессознательных тревог всех беременных (о возможности смерти от родов, о том, нормален ли ребенок и не повредят ли его во время родов). Как бы сильно ни успокаивал женщину внешний мир, страхи упорствуют, словно в игру вступило старое чувство вины и шепчет ей, что ничего хорошего из нее не выйдет. И, однако, она одновременно испытывает нетерпение, стремится завершить свою задачу и родить. На этом этапе превалируют фантазии об изгнании из тела, а некоторые женщины испытывают радостное возбуждение оттого, что снова смогут играть активную роль при родах и оставить вынужденно пассивную роль беременной. Самые рационалистичные женщины могут утратить контроль во время родов и упиваться катарсической свободой выражения всяческих агрессивных чувств и порывов, им доступных, как бы в оргастическом состоянии. Однако чувство вины проявится снова в первом же вопросе, который неизменно задает после родов каждая мать: «Что с ребенком?»

Реальность ребенка входит в сознание матери и внешнего мира только когда появляется головка. По моему опыту, мать очень подбадривает к продолжению родов ответ внешнего мира (сестер и врачей) на реальность ребенка. Любопытство, касающееся его внешности, помогает преодолеть тревогу, которая в противном случае может вызвать вялость потуг.

После родов

После родов наступает период приспособления к чувству опустошенности и ощущению пустоты в том месте, где был ребенок. Матери опять требуется изменить образ своего тела, чтобы чувствовать себя целой и не пустой внутри, прежде чем произойдет сживание с реальным рождением ребенка и признание его как отдельного человека, и, кроме того, ей одновременно необходимо с этим реальным ребенком совместить того, который был столь сокровенной частью ее тела. Матерей нередко неприятно удивляет, что они не ощущают немедленного прилива всепоглощающей материнской любви к ребенку, которого им показывают. Таким образом, возбуждение и облегчение от родов часто сменяется периодом упадка и депрессии, как это бывает после долгожданного успеха. Однако с помощью и при поддержке мужа и семьи, эти трудности можно преодолеть. Фантазии беременности и даже тяготы родов быстро вытесняются и забываются, и, к счастью, отношения «мать-дитя» могут щедро вознаградить за все и удовлетворить их обоих.

* * *

Я бы хотела теперь обратиться к отклонениям от нормы у некоторых пациенток, к тем случаям, когда в ранних отношениях матери и младенца просматривались патологические черты, обязанные отчасти фантазиям, которые мать не вытеснила, но продолжала отыгрывать, а отчасти конфликтам ее прошлого, которые не были разрешены и, следовательно, влияли на настоящее. В ткань конфликта вплетались как позитивные, так и негативные образы Собственного Я и своего мужчины, а также продолжение амбивалентных отношений к родителям и сиблингам в раннем детстве.

В подростковом возрасте растущее осознание своей телесности стимулирует неодолимый порыв испробовать ее, чтобы доказать себе свою ценность через физическую привлекательность или испытать возбуждение, потому что другой признает твое тело источником наслаждения. Важным обстоятельством при этом является то, что телом пользуются для защитного отщепления и обхода мыслительного процесса (то есть происходит подмена обдумывания телесными ощущениями, будь то агрессия или удовольствие) или даже как средством избежать депрессии или вины. У пациенток такого рода поэтому налицо расщепление различных аспектов образа Собственного Я, напоминающее симптомы деперсонализации, наблюдаемые у некоторых больных. Одна молодая пациентка так отзывалась о себе: «Мое тело — гулящее, но в душе я девственна как первый снег». Изучая истории болезни молодых женщин, чей промискуитет имел компульсивный характер (Мехра и Пайнз, 1972), легко заметить, что желание иметь ребенка играет очень малую роль в их материале, хотя одна пациентка, у которой не наступала беременность в течение пяти лет при отсутствии контрацепции, забеспокоилась о своей фертильности. Когда же она забеременела, тревога улеглась и самооценка восстановилась, она тут же приготовилась делать аборт. У этих девушек тело служит для поиска вымышленного объекта (который они никогда не обретают в актуальном опыте), поиска, основанного на фантазии, что он, этот объект, будет их опекать, баюкать и кормить. Генитальная сексуальность для них — расплата, и совершенно очевидно, что такие девушки отнюдь не наслаждаются проникновением в их тело, но получают бесконечное удовольствие от предварительной игры, в которой оживают догенитальные переживания. В своем воображении они младенцы, и это может служить одной из причин того, что они вовсе не хотят забеременеть. Если же это происходит, им бывает чрезвычайно трудно дать ребенку ту любовь и заботу, которой они сами недополучили, как они считают. У этих девушек наблюдаются высоко агрессивные садистические наклонности, направленные против сексуального партнера, а если такая девушка становится матерью, эти наклонности начинают играть роль в ее адаптации к реальности младенца и могут сместиться на ребенка, особенно на мальчика.

Первую группу случаев составляют девушки, очень рано вступившие в половую жизнь и забеременевшие. В ответ на требования реальности материнства в их распоряжении имелись лишь неадекватные ресурсы подросткового, неустойчивого Эго. Мы знаем, что у нормального подростка повышены регрессивные тенденции и оживлены старые конфликты. Таким образом, в случае, если к этой норме добавляются нормальные фантазии беременности, мы получаем жесткую патологию.

Случай Терри

Терри, очень хорошенькая девушка, была приемной дочерью пожилой пары. Единственное, что ей рассказали о ее матери, это то, что мать была гулящей и родила Терри в семнадцать лет. Сама Терри была непослушным ребенком, испытывала терпение своих приемных родителей (ей нужно было проверить, сильно ли они ее любят), в шестнадцать лет сбежала из дому и загуляла. К семнадцати годам она забеременела и спокойно готовилась отправиться в дом незамужних матерей, где можно родить и оставить ребенка на усыновление. Во время беременности она была бодра и весела, достигнув своих главных целей: она установила свою сексуальную принадлежность, идентифицировалась со своей матерью и обратила пассивность в активность, отдавая на усыновление своего будущего ребенка. Она отрицала, как во сне, реальность беременности и приготовилась отдать ребенка через несколько недель после родов. И никого не оказалось рядом, чтобы подготовить ее к материнству! После родов картина драматически переменилась. Терри ошеломила реальность хорошенькой маленькой дочки, с которой она сильнейшим образом отождествилась, она была глубоко ранена тем, что ей пришлось пойти на удочерение, потому что она никак не могла содержать ни себя, ни ребенка и не сделала к этому никаких приготовлений. Долгие годы она горевала о дочке, беспокоилась о ее судьбе, а в дни ее рождения и на Рождество погружалась в глубокую депрессию.

Случай Дженни

Дженни, студентка двадцати трех лет, страдала от жестокого невроза характера с истерическими и фобическими симптомами. Она была очень зависимой от мужа и требовательной, а он любил ее и старался удовлетворить ее требования, включая взрывы истерической ярости против него, служившие ей защитой против всепоглощающего страха, который охватывал ее всякий раз, когда он оставлял ее одну. Ее отношения с матерью складывались нелегко с самого раннего детства, и она полностью отвергла мать, оставив дом в семнадцать лет. За время лечения ее фобические симптомы значительно ослабели, улучшилась успеваемость, а ее муж смог сделать большой шаг в своей профессии, как только ее требования к нему изменились. В конце концов они решили завести ребенка, и оба бурно радовались, когда Дженни забеременела. Ее беременность протекала спокойно, муж присутствовал при родах и значительно помог ей во всех отношениях. Они оба радовались новорожденной, и весь процесс способствовал взрослению Дженни, ее превращению в зрелую женщину, принимающую свою роль. Она стала преданной и понимающей матерью и женой и, в конце концов, примирилась с родителями.

Но к несчастью для себя она открыла, что беременность имеет для нее дополнительное преимущество — она ни на миг не остается одна. Ей захотелось быть беременной, но не нести ответственности за будущего ребенка. Вопреки советам врачей она вновь забеременела через несколько месяцев после рождения дочки, и вскоре исследование показало, что на этот раз у нее будет двойня. Несмотря на значительный телесный дискомфорт, она была бодра и весела всю беременность и у нее установились хорошие отношения с ребенком, мужем и даже матерью. Однако когда жизнь потребовала кормить близнецов и старшую девочку, она стала впадать в депрессию под этим бременем. Муж не мог ей помогать, так как ему приходилось ради денег работать больше. Она стала боятся своих маленьких и голодных близнецов, и вскоре стала полностью неспособна их кормить из-за оживления своих старых садистских фантазий. Требовательные прожорливые близнецы стали представлять собой для нее орально-садистские аспекты ее образа Собственного Я. В результате под грузом вины и тревоги у нее наступил психотический срыв, она была госпитализирована, но так и не оправилась и в итоге покончила с собой. Таким образом, в истории Дженни был зрелый шаг к укреплению Эго во время ее первого материнства, но она оказалась неспособна закрепиться на этой позиции под грузом дополнительного бремени — выкармливания других детей.

Случай Рут

Рут, интеллигентная женщина двадцати пяти лет, с высшим образованием, пришла для прохождения анализа после года семейной жизни с ласковым, по-матерински внимательным мужем. Она искала помощи от истерической тревоги, которая проявлялась, в основном, в уверенности, что она заболеет раком матки и умрет. Это заставляло ее бояться сношения, потому что она была убеждена, что сперма содержит канцерогены. Она придумывала разные магические ритуалы, чтобы избежать опасности, включая регулярные посещения гинеколога-мужчины, на приеме у которого, сопротивляясь введению зеркала, испытывала боль и оргастический спазм. Мать Рут страдала от астмы, у нее часто бывали ночные приступы болезни, и это провоцировало фантазию девочки о том, что матери по ночам причиняет ущерб половое сношение. Отец Рут, агрессивный, нетерпеливый человек, покончил с собой незадолго до смерти матери Рут. Рут вышла замуж уже после ее смерти. В курсе анализа ее чувства тревоги и вины перед родителями были проработаны, включая ее оральную фантазию о том, что она, находясь в утробе матери, пожирала ее изнутри и повредила матку. Она больше не была фригидной с мужем и, в конце концов, забеременела.

Во время беременности ожили ее старые бессознательные фантазии, центром которых была тревога, что ребенок будет пожирать ее и принесет ей вред, какой она, в своей фантазии, принесла матери. Первые три месяца беременности чувства торжества и удовлетворения (поскольку она доказала, что может, как и ее покойная мать, забеременеть и иметь ребенка) поддерживали в ней мирное равновесие. Однако на втором этапе беременности, когда ребенок зашевелился, у нее снова появились, бок о бок с сильным чувством реальности, ранее подвергнутые анализу деструктивные фантазии: плод был для нее ее ребенком и продолжением ее реального Собственного Я, но был и продолжением ее фантазийной идентификации с плодом-пожирателем. Деструктивные фантазии не были всепоглощающими, как это было в начале анализа, когда она даже не осмеливалась размышлять о беременности и материнстве. На третьем этапе беременности она была в приподнятом настроении, не только от ожидаемого возобновления активности, которую подразумевает изгнание ребенка из тела, но и от агрессивного желания поскорее избавиться от этой вредоносной репрезентации ее садистских желаний по отношению к матери. Этот материал был успешно проработан, а с рождением ребенка фантазии претерпели вытеснение — Рут стала преданной, счастливой матерью, наслаждалась жизнью со своим мужем и высоко ценила его. Без помощи анализа у нее никогда бы не возникло намерения забеременеть и она, возможно, была бы в жестокой депрессии и кончила самоубийством, как ее отец.

Случай Евы

Ева обратилась за помощью по совету матери, которая много лет назад была моей пациенткой и получала поддерживающее лечение, когда по неосторожности забеременела в немолодом возрасте. Сперва она хотела сделать аборт, но потом передумала и при врачебной поддержке выносила и родила сына, к которому Ева ее страшно ревновала, хотя ей к тому моменту было уже десять лет и она, как могла, прятала ревность за маской материнской заботливости. У матери были проблемы при воспитании мальчика, но они были успешно преодолены, и сын доставлял ей много радости.

Ко времени обращения Ева была беременна в третий раз. Она вышла замуж в девятнадцать лет и, хотя была первое время фригидна, с помощью понимающего мужа сумела создать счастливую семью. От первого ребенка — девочки, она была в восторге, так как малышка представляла собой для нее образ красивой девочки, которой она была сама, да и оставалась. Поэтому она любила и ценила дочку как продолжение Собственного Я. Второй ребенок — мальчик, родился с мягкой формой младенческой экземы, и это отпугнуло ее. Хуже того, грудничком он был плаксивым и требовательным, а выучившись ходить, не отцеплялся от мамы и все равно был несчастным. К своему горю, Ева компульсивно отвергала этого ребенка, наказывая его за малейшую оплошность, и была не в состоянии ласкать его, несмотря на большие усилия следить за собой. Забеременев в третий раз, Ева испугалась, что если и третий ребенок будет мальчиком, это вынудит ее отвергнуть и его, и по совету матери обратилась ко мне. Интересно было видеть, как трудности матери в отношениях с сыном повторяются у дочери; действительно, по мере увеличения срока беременности у Евы нарастала неизбежная погруженность в процесс и влекла за собой уменьшение внимания к внешнему миру, а потому — нарастали требования сына, и ее тревожило, что к сыну она все больше испытывает неприязнь и раздражение, в то время как с дочкой она терпелива.

В курсе анализа было проработано соперничество с младшим братом, и отношения Евы с сыном улучшились. Чем больше она открыто проявляла любовь к нему, тем меньше он становился требователен и зависим, делая большие шаги к самостоятельности, что очень радовало маму и бабушку. Тогда стало ясно, что мальчик не только представлял собой образ соперника из детства: его экзема оживила более ранние ее фантазии о своем теле. Мать ее была тяжело больна язвеным колитом во времена раннего детства Евы, и это отразилось на фантазиях Евы о деторождении, она и ее брат — анальные, грязные и позорные продукты болезни матери. Экзема сына, которую она уравнивала с грязью, не только возродила в ней отвращение, которое она чувствовала к больному телу матери, но и породила тревогу, что болезнь матери повторилась у нее и сказалась на внешности ребенка.

Именно сильнейшая материнская забота о своем ребенке заставляла Еву чувствовать, что ее отвержение сына не согласуется ни с ее образом Собственного Я как женщины, ни с ее воспоминаниями о своей матери. Она поняла, что если не положит конец своей компульсивной агрессии, то может повредить и ему, и следующему ребенку, а она этого не хочет. Ее доверие к матери подвигнуло ее искать помощь там же, где в свое время получила эту помощь мать.

Заключение

Задача, которую предстоит выполнить беременной и молодой матери, это соединение реальности с бессознательными фантазиями, надеждами и мечтами. Кроме того, ей предстоит впервые встретиться с требованиями беспомощного зависимого создания, которое представляет собой для нее сильно катектированные области Собственного Я и не-Я, а также многие конфликтные отношения прошлого. Задача может оказаться непосильной, особенно для юной, неопытной женщины. В это время поддержка от окружения бесценна, особенно поддержка от мужа, матери или любого значимого и заинтересованного лица. Поскольку вмешательство врача в критический момент может быть именно такой ценнейшей помощью, особенно при отсутствии адекватной поддержки со стороны семьи, то, видимо, было бы полезно помнить об этом факторе не только в пренатальный и постнатальный период, но также и при оценке возможного воздействия аборта по медицинским показаниям, чтобы предупредить и смягчить последующую депрессию. Подобным вмешательством также можно избежать передачи следующему поколению нагруженных виной отношений «мать-дитя», которые эмоционально депривируют младенца, лишая его надежного и приносящего удовлетворение жизненного фундамента. Следует, однако, подчеркнуть, что некоторые из рассмотренных случаев заставляют нас понять: какой бы адекватной ни была поддержка от окружения, тяжесть неразрешенных конфликтов требует иногда психоаналитического или психотерапевтического вмешательства для достижения успешного их разрешения.