Андрей Куликов

Кандидат медицинских наук, избранный Президент Национальной Федерации Психоанализа, обучающий аналитик и супервизор Национальной Федерации Психоанализа, проректор Восточно-Европейского Института Психоанализа по клинической работе (г. Санкт-Петербург).

 

Профессиональное выгорание и контрперенос

 

    Полагаю, всем известно шутливо-­серьезное наблюдение, свидетельствующее о том, что долго работающие психиатры сами становятся похожи на своих пациентов. Так ли это? (Подобные наблюдения подчас не лишены оснований.)

    Известно, что устойчивый профессиональный выбор мотивирован личной историей и спецификой конфликтов индивидов, выбирающих любую профессию, в том числе и те специальности, которые связанны со сферой психического здоровья (4).

    При этом возникает вопрос о причинах профессиональных изменений, соотношении личных конфликтов специалистов и особенностей их труда. Очевиден тот факт, что сама деятельность с течением времени существенно влияет на ее представителей. Люди одной профессии во многом становятся похожи друг на друга, приобретая общий язык, мировоззрение и подчас единый стиль поведения. В связи с этим говорят о неком профессиональном имидже — обобщенном психологическом портрете представителей конкретной профессии. Процесс профессионализации (становления личности в профессиональной среде) протекает в двух основных направлениях — обнаружение и/или накоплении позитивных и негативных личностных изменений. К позитивным изменениям можно отнести:

1) развитие профессиональных способностей и навыков, повышающих эффективность деятельности;
2) рост самоуважения под влиянием профессиональных достижений;

3) повышение уровня и качества жизни.

    В ряде случаев, под влиянием профессиональной деятельности наблюдаются кардинальные личностные изменения, в том числе устойчивая компенсация нервно-психических и личностных расстройств. Негативное влияние профессии может проявляться в виде:

1) профессиональных заболеваний;

2) состояний профессионального стресса;

3) девиантного поведении;

4) профессионально-­личностной деформации;

5) синдрома профессионального выгорания.

    Очевидно, что изучение негативных последствий профессиональной деятельности нуждается в концептуализации данного явления.

    В рамках традиционного психологического и патопсихологического подхода все негативные профессиональные эффекты изучаются в контексте профессиональных стрессоров — неблагоприятных факторов, вытекающих из особенностей самой деятельности (1; 3; 5).

К профессиональным стрессорам относятся:

1) чрезмерно интенсивное общение;

2) высокая степень ответственности за других людей;

3) информационные перегрузки;

4) экстремальные ситуации с повышенным риском для жизни.

    При длительном влиянии этих факторов специалисты ощущают усталость, разочарование в собственной работе и нарастание проблем в личной жизни. Признавая важность специфики самой деятельности, необходимо отметить, что традиционный феноменологический подход явно недооценивает другие аспекты проблемы — интрапсихический (личностный) и интерактивный.

    Психоаналитическая теория, рассматривая специфику профессиональной деятельности специалистов в сфере психического здоровья, основной акцент делает на роли интрапсихических конфликтов психотерапевтов, изучая их динамику, степень их нейтрализации и осознания, что находит свое отражение в концепции контрпереноса.

    В своей статье я бы хотел рассмотреть соотношение феноменологической (описательной) и психодинамической концептуальных моделей, которые мы можем использовать при изучении негативных феноменов профессиональной деятельности.

    Главный тезис моего сообщения заключается в том, что в основе острого профессионального стресса и хронической профессиональной деформации лежат проблемы неразрешенного контрпреноса.

    Я полагаю, что в традиционной психологии произошло повторное открытие или переоткрытие феномена контрпереноса, который является основным мотивирующим фактором профессиональной деформации, в то время как «синдром профессионального выгорания» — его манифестным содержанием, рационализацией бессознательного конфликта.

    Хотя концепция контрпереноса насчитывает без малого 100 лет, вначале я хотел бы обратиться к истории понятия «синдром профессионального выгорания (burnout)».

    Впервые данный термин использовал американский психиатр Х. Френденбергер в 1974 году (3), описывая состояние медицинских работников, оказывающих помощь пациентам в эмоционально напряженных условиях. За 30 лет в англоязычной литературе были опубликованы тысячи статей (Френденбергер Х., Маслач К., Джексон С., Перлман Б., Хартман Е., Пайнс А. и др.). Тем не менее, по справедливому замечанию отечественного исследователя проблемы выгорания Н. Е. Водопьяновой (3) — до сих пор это понятие не является достаточно определенным.

    В целом под профессиональным (эмоциональным) выгоранием понимают негативные изменения в состоянии и личности человека под влиянием профессиональных стрессоров. В настоящее время различными исследователями выделяются около 100 симптомов, так или иначе связанных с данным феноменом. Чаще всего, они группируются в три группы признаков (1; 2; 3):

    1. Синдром психофизиологического истощения и психосоматических нарушений (постоянное чувство усталости; бессоница, обострение хронических заболеваний; апатия и пониженный фон настроения; снижение способности получать удовольствие от того, что ранее его доставляло; раздражительность и нарастающая конфликтность).

    2. Синдром редукции профессиональных достижений (снижение эффективности; хроническая неудовлетворенность работой; нарастание равнодушия к работе и пациентам; нежелание идти на работу; страх новых пациентов; манипулирование пациентами; рост конфликтов; стремление избежать работы; сомнение в эффективности деятельности; желание поменять работу).

    3. Синдром деперсонализации (ощущение личной несостоятельности; нарастание конфликтности или деструктивного поведения; повышение критичности или цинизма к пациентам; ощущение бессмысленности происходящего; распространение данных проблем за пределы профессии — ухудшение отношений с людьми вообще).

    В результате длительного действия профессиональных стрессоров наблюдается следующая негативная динамика: хронический стресс — истощение личностных ресурсов — выгорание или профессиональная деформация личности. Таким образом, признается, что длительный профессиональный стресс может приводить к устойчивым негативным личностным изменениям, и синдром профессионального выгорания отождествляется с понятием профессиональной деформации.

    Мы видим, что синдром профессионального выгорания был открыт эмпирическим путем. Он представляет собой схему, для описания негативных мотивационно-эмоциональных эффектов, проявляющихся в профессиональной деятельности. При этом указывается, что данный синдром ограничивается представителями профессий типа «человек—человек». Принципиально важным моментом также является рассмотрение выгорания как следствия профессиональной ситуации, внешней по отношению к субъекту деятельности. По мнению К. Маслач, выгорание отдельного человека больше говорит о состоянии его работы, чем о нем самом.

    Такой феноменологический (описательный) подход, ориентированный на перечень формальных признаков, позволяет распознавать и дифференцировать названный феномен, не раскрывая, однако его причин и механизмов формирования.

В результате возникает ряд методологических проблем:

1. Является ли профессиональное выгорание самостоятельным явлением или комбинацией давно известных феноменов?

2. Действительно ли профессия оказывает негативное влияние на личность или же сами субъекты изначально имеют специфические конфликты и личностные тенденции, которые усиливаются под влиянием профессиональных стрессоров и требований?

3. Все ли люди подвержены негативному влиянию профессиональных стрессоров?

4. Каковы личностные особенности, усиливающие или препятствующие негативному влиянию профессии?

5. Каковы механизмы перехода профессионального стресса в дистресс, выгорание и деформацию?

6. Каковы пути профилактики профессионального выгорания?

    Разрешить данные проблемы невозможно без использования концепции контрпереноса, которую З. Фрейд впервые предложил научному сообществу в 1910 году. Разрабатывая методику и технику психоанализа, З. Фрейд (10; 11; 12; 13) обращал внимание не только на чувства пациентов, но и на то, каким образом психотерапевтическое взаимодействия переживал сам психоаналитик.

    Классическое определение контрпереноса как «совокупности бессознательных реакций аналитика на личность анализируемого и особенно на его трансфер» (7: 212), отражает точку зрения Фрейда на контрперенос как фактор, негативно влияющий на качество аналитического процесса. Точно также как в переносе с самого начала Фрейд усматривал препятствие потоку свободных ассоциаций пациента, в контрпереносе он постоянно видел преграду к свободе понимания пациента психоаналитиком, приводящую по определению В. Штекеля к формированию «слепых пятен» в восприятии аналитика. Сознание аналитика рассматривается Фрейдом как «инструмент», эффективному функционированию которого препятствует контрперенос. Дидактический анализ должен устранить слепые пятна и тем самым разрешить негативные последствия контрпереноса.

    В то время как перенос за короткое время превратился из основного препятствия в самый мощный ресурс лечения, контрперенос сохранял свой негативный образ почти сорок лет. Он противоречил утвержденному временем научному идеалу, которому был предан Фрейд, который был для него важен как по причине личного убеждения, так и неоднозначной репутации психоанализа, вследствие многочисленных нарушений психотерапевтических границ учениками Фрейда.

    Требование преодолеть невротические конфликты и, особенно, их проявление по отношению к пациенту в контрпереносе, привело к негативному и откровенно фобическому отношению аналитиков к своим чувствам (9).

    Значительный шаг вперед в разработке понятия контрпереноса произошел в тот период, когда стало очевидным, сколь важную помощь данное явление может оказать психоаналитику в понимании пациента. Вперед выдвинулась идея о том, что психоаналитик несет в себе элементы понимания и осмысления процессов, протекающих в психике пациента. Эти элементы осознаются не сразу, и могут быть обнаружены, если аналитик, выслушивая пациента, обозревает свои собственные ментальные ассоциации. Эта идея имплицитно содержалась в описаниях Фрейда (11), посвященных ценности нейтрального или «свободно парящего» внимания, но первое четкое высказывание о позитивном значении контрпереноса было сделано кляйнианскими аналитиками П. Хайманн (14) и Г. Ракером и затем было продолжено представителями других аналитических школ.

    П. Хайманн стала рассматривать контрперенос как явление, включающее «все чувства, которые испытывает аналитик по отношению к своему пациенту» (14: 142). В этом состоянии аналитик должен оказаться способным сдерживать свои чувства, в то время как пациент, наоборот, «разряжается», общаясь с аналитиком. Хайманн считала, что психоаналитик должен использовать свою эмоциональную реакцию как ключ к бессознательному пациента. На основании концепции проективной идентификации М. Кляйн, Хайманн пришла к выводу, что «контрперенос является не только составной частью аналитических взаимоотношений, но и творением самого пациента, частью его личности» (14: 145).

    Г. Ракер (8) наиболее тщательно и систематизировано описал острые и хронические реакции контрпереноса, типичные контртрансферные ответы на типичные реакции переноса, характер основных конфликтов аналитика при «неврозе контрпереноса». Ракер считал, что все контрпереносные реакции имеют свое специфическое содержание и механизмы, из которых можно сделать вывод об особом характере психических событий в прошлом и настоящем пациента.

    Значительный вклад в разработку проблемы контрпереноса был сделан Д. Винникоттом, М. Литл, А. Райх, Дж. Арлоу и другими аналитиками, что широко представлено в современной психоаналитической литературе.

    Для рассмотрения проблемы профессиональной деформации мне кажется целесообразным обратиться к синтетическому подходу О. Кенберга, в котором оптимально сочетаются классическое и современное понимание феномена контрпереноса. Кернберг предлагает рассматривать взаимоотношения между контрпереносом и личностью психоаналитика в трех измерениях.

    Первое, — «пространственное измерение», — имеет отношение к определению понятия контрпереноса. Это поле можно изобразить в виде несколько концентрических кругов: внутренние представляют концепцию переноса в узком смысле, внешние — в широком понимании. Согласно представлениям психоаналитической Эго-психологии, контрперенос в узком смысле слова есть бессознательная реакция аналитика на пациента. «Можно понимать контрперенос еще уже: как бессознательную реакцию на перенос пациента» (6: 330). Эта концепция соответствует первоначальному смыслу термина «контрперенос» в психоаналитической литературе и дает верные представления о «слепых пятнах» в понимании материала, связанных с неразрешенными невротическими конфликтами аналитика.

    Второй, более широкий круг, вбирает в себя все сознательные и бессознательные реакции аналитика на пациента. Еще более широкий круг включает в себя привычные специфичные реакции данного аналитика на разные типы пациентов. Некоторые черты личности активизируются в определенных ситуациях, выполняя как защитные, так и адаптивные функции в ответ на перенос пациента.

    Второе, — «временное измерение». С точки зрения времени можно выделить три типа реакций контрпереноса: а) острые; б) длительные искажения контрпереноса, — незаметно развивающиеся и искажающие установки аналитика по отношению к пациенту; в) еще более растянутый во времени «постоянный контрперенос», который представляет собой проявление патологии характера аналитика.

    Третье измерение представляет тяжесть нарушений у пациента. Чем более выражена психопатология пациента, чем глубже его регрессия, тем более всеобъемлющей будет реакция аналитика. «При обычных обстоятельствах патология характера аналитика или какие­то его личные ограничения не должны влиять на терапию. Но когда аналитик сталкивается с тяжелой патологией пациента… неизбежен контрперенос в широком смысле слова, а он может активизировать патологические черты характера аналитика» (6: 335).
   Теперь вернемся к кругу проблем, определенных нами при обсуждении синдрома профессионального выгорания и контрпереноса.

    1. Полагаю, что синдром профессионального выгорания является феноменом, в основе которого лежат проблемы неразрешенного контрпреноса. Выгорание чаще всего является проявлением хронических реакций контрпереноса, манифестируя в виде невроза контрпереноса или актуализации патологических черт характера аналитика.

    2. Профессиональная деформация, как любые психические компромиссные образования, множественно детерминирована, определяясь сочетанием профессиональных стрессоров и личных особенностей терапевта.

    3. Очевидно, что все специалисты подвержены негативному влиянию профессиональных стрессоров, так как в ходе терапии у аналитика неизбежно возникают реакции в виде контрпереноса.

    4. Довольно трудно определить специфические личностные особенности, усиливающие или сдерживающие негативное влияние профессии. Однако чем меньше толерантность к фрустрации, тем с большей вероятностью контрперенос будет отыгрываться, приводя к нарушениям профессиональных границ. В то же время, для каждого типа личности существуют зоны уязвимости, на осознание и проработку которых направлен дидактический анализ.

    5. К вероятным условиям и механизмам перехода профессионального стресса в дистресс, выгорание и деформацию следует отнести:

1) психологический или психопатологический статус специалиста (степень нейтрализации агрессивных и сексуальных влечений терапевта);

2) профессиональную изоляцию и отсутствие супервизий;

3) неблагоприятные условия и организацию труда, длительность рабочего дня;

4) низкие гонорары;

5) тяжесть психопатологии пациента;

6) идентичность бессознательных фантазий аналитика и пациента, приводящую к «слепым пятнам» в восприятии терапевта.

    6. Понятие контрпереноса (как и переноса) необходимо вынести за рамки психоаналитического лечения, а необходимость осознания контрпереноса можно рассматривать как важный элемент профилактики и разрешения негативных профессиональных изменений в любых взаимоотношениях терапевт-пациент.

 

Литература

 

1. Бойко, В. В. Синдром «эмоционального выгорания» в профессиональном обучении. — М., 1996.

2. Водопьянова, Н. Е. Синдром «выгорания» в профессиях системы «человек—человек». Практикум по психологии менеджмента и профессиональной деятельности / Под ред. Г. С. Никифорова, М. А. Дмитриевой, В. М. Снеткова. — СПб.: Речь, 2003. — С. 276–282.

3. Водопьянова, Н. Е. Психическое выгорание у менеджеров и его преодоление// В сб.: Психология менеджмента: Учебник для вузов / Под ред. Г. С. Никифорова. — 2е изд. — СПб.: Питер, 2004. — 639 с

4. Гринсон, Р. Техника и практика психоанализа. — Воронеж, 1994.

5. Змановская, Е. В. Профилактика профессоинального выгорания в работе с девиантным поведением // Материалы всероссийской психоаналитической конференции 17–18 декаб­ря 2005 г. — М., 2005. — С. 154–163
6. Кернберг, О. Ф. Тяжелые личностные расстройства: Страте­гии психотерапии. Пер. с англ. — М.: Класс, 2000. — 464 с.

 7. Лапланш, Ж., Понталис, Ж.Б. Словарь по психоанализу / Пер. с франц. — М.: Высш. Шк., 1996. — 623 с.

8.  Ракер, Г. Значение и использование контрпереноса // Московский психотерапевтический журнал. 1988. № 2. — С. 95–143.

9. Томэ, Х., Кэхеле, Х. Современный психоанализ: Пер. с англ. / Под общ. ред. А. В. Казанской, в 2 т. — М.: Прогресс — Литера, Яхтсмен, 1996. Т. 1, Теория. — С. 131–153.

10. Фрейд, З. (1910) Что ждет в будущем психоаналитическую терапию? — СПб.: Алетейя, 1998. — С. 91–104.

11. Фрейд, З. (1912) Советы врачу при психоаналитическом лечении. — СПб.: Алетейя, 1998. — С. 189–201. 12. Фрейд, З. (1915) Замечания о «любви в перенесении» // О психоанализе, пять лекций. Методика и техника психоанализа.— СПб.: Алетейя, 1998. — С. 173–188.

13. Фрейд, З. (1937) Конечный и бесконечный анализ // Психоанализ в развитиии. — Екатеринбург: Деловая книга, 1998. — С. 4–42.

14. Хайманн, П. О контрпереносе // Антология современного психоанализа. Т. 1 / Под ред. А. В. Рассохина. — М.: Институт психологии РАН, 2000. — С. 142–146.